Мировая политика демонстрирует новые сюжеты. Ближний Восток ждет решающих битв с ИГИЛ* в Сирии. Россия направила в ООН проект резолюции о введении миротворцев в Донбасс. Северная Корея демонстрирует мускулы США и их партнерам. Мьянма может стать новой горячей точкой на карте мира.
События в этой малоизвестной стране вызвали достаточно бурную реакцию у мусульман постсоветского пространства. Прозвучали мнения о возможности «экспорта радикализма» на евразийское пространство. Известный востоковед, доктор исторических наук, профессор Александр Князев поделился с порталом «Евразия. Эксперт» своим мнением по этому поводу.
– Александр Алексеевич, по вашему мнению, события в Мьянме – логическое «звено в цепи» после Балкан, Грузии, Украины, стран Ближнего Востока, или они не имеют отношения к геополитическому соперничеству?
– Эти события – один из элементов геополитической конкуренции, направленной, в данном случае, против Китая. Уместно вспомнить о том, что нападения террористической экстремистской группировки народности рохинджа «ARSA» на военные и пограничные посты начались после того, как китайская компания CNPC объявила о завершении строительства глубоководного нефтеналивного порта Ситуэ на территории анклава рохинджа в Мьянме. Через этот порт нефть из Персидского залива пойдет по трубе в Китай.
И сразу после этого начинается активизация риторики о притеснениях по религиозному принципу. Вполне предсказуемый и не раз обкатанный сценарий. По моему мнению, он до боли напоминает то, что происходило в Сербии, когда защита одной этнической и конфессиональной группы населения переросла в массовое переселение ее представителей в соседние страны.
В случае Югославии албанцы переселялись в Сербию. В текущей ситуации рохинджа переселились из Бангладеш в Мьянму. Постепенно эта группа начинает претендовать на права если не этнического большинства, то большой национальной общины, с которой следует считаться. Тут же встает вопрос о соблюдении прав человека, далее следует референдум об отделении, возникновение нового государства и т.д. Повторюсь, что сценарий опробован неоднократно и не исключено, что в Мьянме все так и пойдет.
– Стоит ли странам ЕАЭС волноваться из-за событий в Мьянме, или они несут угрозу лишь китайскому проекту «Один пояс – один путь»?
– С одной стороны, Мьянма далеко. Страны ЕАЭС и вместе, и по отдельности не имеют с ней никаких особых отношений. Конечно, у России есть военно-техническое сотрудничество, но это в данном случае неважно.
С другой стороны, события в Мьянме важны для стран Евразийского союза с той точки зрения, что необходимо понимать сущность тех технологий, с помощью которых раскачивается ситуация в этой стране, поскольку эти же сценарии могут быть применены против любой из стран, входящих в ЕАЭС.
– Если мы вспомним реакцию на эти события в Москве, то она настораживающая. Масса людей одной конфессиональной принадлежности организованно собирается в центре Москвы, заранее сформулированы тезисы, заготовлены плакаты и прочая агитационная продукция. Вопрос такой: могут ли события в Мьянме запустить процесс радикализации мусульманской уммы стран ЕАЭС?
– Сама по себе Мьянма – вряд ли. Московский митинг собрал несколько сотен человек, но благодаря информационному резонансу выглядел весьма масштабным и более значимым, чем само событие. Собственно так все, видимо, и задумывалось.
Я не думаю, что сами по себе события в Мьянме способны раскачать мусульманские регионы России. Но как один из элементов, один из кирпичиков общей раскачки, они вполне встраиваются в схему «в ЕАЭС тоже не все хорошо с правами мусульман». То есть их надо рассматривать как некий элемент, поддерживающий актуальность темы защиты прав мусульман. И в этом плане события в Мьянме уже использованы.
– Образно говоря, угроза пантюркизма и исламизма «пролезла в форточки» стран Центральной Азии. Поэтому хотелось бы пробежаться по странам региона. Начнем с Казахстана. Угроза из разряда гипотетических перешла в разряд реальных. Год назад один человек с автоматом Калашникова парализовал город. Сложилась специфическая религиозная ситуация на западе страны. Налицо другие попытки создать очаг напряжения в Казахстане. Гипотетически, могут ли «невидимые дирижеры» использовать ресурс «исламской солидарности» для провоцирования нестабильности в стране и регионе?
– Мне кажется, что если попытаться, говоря о ситуации в Казахстане, сопоставить те группы населения, которые могут «повестись» на радикальные лозунги и консолидироваться вокруг этих идей, и другую часть населения, которая индифферентно относится к этим призывам, то доля вторых окажется значительно больше.
Попытки спровоцировать нестабильность могут повториться, но в условиях Казахстана маловероятно, что это будут скоординированные действия, запущенные синхронно в разных регионах, так, чтобы у государства возник дефицит ресурсов для их нейтрализации.
Взглянем на события, которые уже происходили. Например, трагедию в Жанаозене в 2011 г. Она, конечно, не имела религиозной окраски, но ее дестабилизирующий ресурс был довольно высоким. Я наблюдал за этими событиями, и мне показалось, что во всех остальных регионах Казахстана они не вызвали особого отклика. Ну, конечно, в Алматы и в Астане собрались несколько «профессиональных представителей гражданского общества», но на этих тусовках было гораздо больше журналистов и сотрудников спецслужб.
Вообще у казахстанских властей много возможностей контролировать такого рода эксцессы. На руку играет и географический фактор – большая страна, большие расстояния. У государства в любом случае больше ресурсов, чем у радикальных группировок. Начнись что-нибудь в условном Мангистау, власти легче перебросить туда силовые структуры для локализации радикалов, чем соратникам последних прибыть туда для поддержки своих единомышленников из других регионов.
– Возьмем чуть южнее – Кыргызстан. Пару десятков лет назад в системе образования и молодежной среде КР активно действовали религиозные фонды «Туркия Диянет Вакфи» (ТДВ) и «Сулеймания», а в обществе в целом «Таблиги Джамаат» (ТД). Насколько они активны сейчас? Могут ли они организовать граждан на деструктивные действия?
– Два первые фонда турецкого происхождения. Они не единственные, но самые крупные. Сферой их деятельности являются учебные заведения. При их участии выросло новое поколение людей, в том числе входящих в нынешнюю политическую элиту страны, воспитанное на ценностях, чуждых национальным интересам Кыргызстана.
– Это пантюркистские ценности?
– Это, скорее, некий синтез пантюркистских и панисламистских ценностей. В центре этих ценностей идея пантюркизма, одетая в религиозную оболочку. Определенный риск эти структуры для Кыргызстана, конечно, представляют, но его степень не самая большая.
Попадая на должности в госаппарате, работая в СМИ, бизнесе, образовании, их адепты могут оказывать влияние на политические решения на местном уровне, расширять число сторонников. Но каких-либо планов дестабилизирующего характера пока не просматривается.
А вот с «Таблиги Джамаат» (ТД) ситуация иная. Надо сказать, что во всех странах ЦАР [Центрально-азиатского региона – прим. «ЕЭ»], кроме Кыргызстана, это движение официально запрещено как экстремистское. Несмотря на это, ряд киргизских экспертов и политиков апеллируют к тому, что ТД – это мирная и не деструктивная форма распространения ислама в массах. Мол, совершают люди даават – ходят по домам и по учреждениям с проповедями, разъясняют религиозные людям религиозные моменты.
Это, конечно, так, но ТД – это «форма», а содержание идей, которые они пропагандируют, вызывает вопросы, поскольку в киргизской практике они содержат те же призывы, что и идеология запрещенной везде партии «Хизбут-Тахрир»* – халифат, джихад и прочие сопутствующие элементы.
И это очень опасная ситуация. Когда в конце 90-х годов XX в. происходил процесс запрета ТД в ЦАР, достаточно большое число активистов этой организации получило поддержку в Кыргызстане, кое-кто перебрался туда и из Кыргызстана пытается воздействовать на своих сторонников в странах региона.
Для современного Кыргызстана норма, когда члены ТД работают в государственных структурах. Особенно сильны их позиции в силовом блоке и спецслужбах. Я знаю примеры, когда активисты ТД занимают должности начальников районных управлений внутренних дел и ГКНБ (Государственный комитет национальной безопасности КР — прим. ЕЭ). И при этом, что, на первый взгляд, парадоксально, структуры ТД очень тесно переплетаются с криминалитетом.
Все это, конечно, представляет потенциальную угрозу. Но пока все прогнозы по радикализации религиозных структур и их активному вовлечению в политические процессы не состоялись. Если говорить конкретно о текущем моменте, то я не думаю, что у радикалов есть возможность и ресурсы для того, чтобы серьезно расшатать ситуацию. Но уровень опасности религиозной радикализации в Кыргызстане значительно выше, чем в Казахстане.
– Посмотрим на север. Поскольку большое видится на расстоянии, хочется узнать ваше мнение о ситуации с радикальным исламом в России. Северный Кавказ, Поволжье, а теперь и Крым. Ситуация в исламских регионах России схожа или в каждом случае есть своя специфика? Насколько велика вероятность, что раскачивать Россию начнут оттуда?
– Ситуация в этих регионах отличается. В Татарстане автохтонное население не доминирует, элиты удовлетворены теми полномочиями, которые им дает федеральный центр. С Крымом ситуация сложнее. Он лишь недавно в составе России и сам процесс практического вхождения проходит непросто. Крымско-татарская община всегда была сильна связями в Турции. Сегодня эти связи ограниченны, они контролируются. Я думаю, что религиозный фактор в Поволжье и Крыму не представляет серьезных рисков.
Чечня вызывает гораздо больше беспокойства. Сейчас она умиротворена финансовыми вливаниями со стороны федерального центра, но если будут ограничены возможности, в том числе и теневые, для зарабатывания денег, то градус конфликтности может существенно повыситься.
– Раз уж разговор зашел о Чечне. Массовый митинг в защиту мусульман Мьянмы в Грозном и несколько фрондерское заявление лидера Чечни – насколько это серьезно и о чем это говорит вдумчивому наблюдателю?
– Мне кажется, что лидер Чечни в случае с митингом и с заявлениями несколько переиграл и перегнул палку. Будучи должностным лицом Российской Федерации, он должен был учесть действия России по Мьянме в том же СБ ООН, или подать в отставку и тогда делать заявления. Это не внутренние дела, это официальная внешнеполитическая позиция страны.
Продолжение следует.
Беседовал Антон Морозов (Алматы, Казахстан)
*ИГИЛ, Хизбут-Тахрир – запрещенные в России террористические организации – прим. «Е.Э». eurasia.expert
