Узбек до Киева доведет
Гастарбайтеры потянулись на родину. Это не только бытовое наблюдение, хотя сугробов стало явно больше, а «таджикских дворников» меньше, но и данные Росстата и ФМС. Так, в январе-ноябре 2015-го (Росстат) количество прибывших из Узбекистана было на 43% меньше, чем год назад (на 45 тыс. чел.), а из Таджикистана — на 12% (почти на 6 тыс.). Впервые с начала наблюдений (1998-й) в Узбекистан случился чистый отток — 22 тыс. чел., — тогда как чистый приток из Таджикистана сократился на 50% и составил каких-то 7,5 тыс. чел., что немногим больше, чем из Белоруссии и меньше, чем из Азербайджана.
В целом же приток людей из СНГ в Россию остается положительным (прибыло 486 тыс., а выбыло 277 тыс.). Но в данные Росстата входят лишь те, кто зарегистрировался по месту жительства на срок от девяти месяцев и более, говорит Ольга Чудиновских, завсектором лаборатории экономики народонаселения и демографии экономического факультета МГУ. В основном это люди, приехавшие работать по долгосрочным контрактам или получившие вид на жительство (всего, согласно статистике ФМС, на середину января иностранцев, находящихся на территории России более года, было 3,7 млн чел.). Данные миграционной службы охватывают более широкий спектр мигрантов: так, иностранцев в России в конце 2015 года было на миллион меньше, чем в конце 2014-го (сократилось до 10 млн чел.).
Объяснять это можно по-разному. Например, девальвацией рубля, которая снизила долларовые доходы мигрантов. И если на Украине или в Казахстане местные валюты обесценились соразмерно рублю (54% и 50% в период с июля 2014-го по февраль 2015 года), то в Таджикистане и Узбекистане сомони и сум упали не так сильно (36% и 17%). Так что привозить домой узбеки теперь стали около $200, что ниже средней зарплаты в Ташкенте.
На эти две страны приходился основной поток гастарбайтеров в Россию. Теперь же его могут заменить выходцы из других стран — украинцы (их сейчас больше всего среди иностранцев), а также армяне и киргизы. У последних двух обвал валют был настолько сильный (12-14 раз), что впору задуматься не о трудовой миграции, а о ПМЖ, благо скоро эти страны вступят в Таможенный союз ЕврАзЭС, который избавит их от необходимости получать разрешение на работу. Еще приличный поток мигрантов наблюдается из Казахстана, где в 2016 году, по данным Bloomberg, ожидается рецессия (для центральноазиатских стран это еще хуже, чем для России). «Мы впервые можем столкнуться с экономической миграцией из Казахстана»,— говорит председатель профсоюза трудящихся-мигрантов Ренат Каримов.
Возможны и совсем экзотические для России варианты. Например, недавно ФМС отказала в предоставлении убежища гражданину КНДР, бежавшему из «лагеря смерти» в Россию еще в 2013 году. Северокорейцы беднее гастарбайтеров из СНГ, готовы работать за меньшие деньги и рады потребительскому изобилию. Впрочем, подобные случаи — единичны, а привозят их в Россию организованными группами под присмотром корейских спецслужб, говорит глава фонда «Миграция XXI век» Вячеслав Поставнин: «Под них не создана инфраструктура. Напротив, привозом «наших» занимаются диаспоры, выстроена система, налажен бизнес. Корейцев или индусов должно захотеть ввезти российское правительство, но ему это неинтересно. У нас власти в принципе не занимаются планированием миграции как экономическим явлением». По данным ФМС, выходцев из КНДР, несмотря на рост в последние годы, у нас всего 28 тыс.
По мнению Поставнина, быстро перенаправить миграционные потоки невозможно, так что узбекам рано или поздно придется вернуться в Россию. Причем это не зависит от географии. Самая очевидная альтернатива для них — это Ближний Восток, например ОАЭ, Катар, Оман, Йемен. Но там рынки по сравнению с Россией небольшие и уже распределены между пакистанцами, бангладешцами, филиппинцами, китайцами, египтянами, индусами и др. Южная Корея — еще одно популярное место для узбеков, говорит Каримов. Но и там похожая ситуация: квот для граждан СНГ мало, а теневой рынок слабый — сказывается разность культур. Часть, возможно, переберется в США или Великобританию, где есть родственники, но это более состоятельный класс, считает он.
«Мы ожидали, что сокращение притока станет реальностью уже в начале 2015 года, но резкого сокращения не произошло,— говорит Чудиновских.— Видимо, сказалась инертность мышления: мигранты, как и большинство россиян, думали, что с курсом рубля и ценой на нефть все наладится. Также стоит учитывать отсутствие перспектив нормального заработка на родине».
«Жители этих регионов считают Россию материнской территорией, на которой можно заработать на жизнь, так как там это сделать сложно,— считает Виктор Михайлов, старший научный сотрудник отдела диаспоры и миграции института стран СНГ.— Отдохнут, успокоятся, осмотрятся и вернутся».
С этой точкой зрения согласен и руководитель департамента экономической политики и развития города Москвы Максим Решетников. По его мнению, отток мигрантов — это временное явление, так как их экономики очень сильно завязаны на Россию. Как только ситуация выровняется, они вернутся.
Пугающий патент
По мнению главы ФМС Константина Ромодановского, отток мигрантов связан с уменьшением потребности в иностранной рабочей силе. В частности, внедрение патентов повысило стоимость иностранцев, и работодателю становится выгоднее брать на работу россиян, считает он.
Не все так просто. Патенты, конечно, совершили мини-революцию, но немного в другой области. Например, прикрыли бизнес по торговле квотами, подтверждает Поставнин («Деньги» об этом подробно писали в статье «Ходовой мигрант» в N40 от 14 октября 2013 года). Напомним, патенты до 2015 года могли получить мигранты, планирующие работать на физлиц (строительство дач, ремонт домов и т. п.), а для работы на организации нужно было получать разрешение на работу. Теперь никаких квот нет — вот и торговать нечем. «В 2014 году патенты миграционная служба выдавала в здании старого детского сада,— говорит Поставнин.— Маленький отдел выдал 800 тыс. патентов, а миграционный центр в Сахарово (открылся в 2015 году) с гигантскими помещениями, электронной очередью и полным набором услуг — лишь 450 тыс. Понятное дело, что ФМС работала через посредников».
Стоимость легализации действительно выросла — в Москве патент стоит 4 тыс. руб. в месяц плюс 10 тыс. руб. за комплекс услуг по оформлению. Итого — около 60 тыс. руб. в год. К тому же появился новый барьер — экзамен на знание русского языка, законодательства и истории. Все это могло отпугнуть немалое количество мигрантов, что и отражает столичная статистика: в 2014 году было выдано 800 тыс. патентов и 200 тыс. разрешений на работу, в то время как в 2015-м — лишь 450 тыс. патентов.
Тем не менее, по словам мэра Москвы Сергея Собянина, город смог заработать на продаже патентов мигрантам 11 млрд руб., что приносит больше доходов бюджету, чем нефтяные компании. По мнению Поставнина, город постепенно берет на себя функции миграционной службы, предпочитая бороться с нелегалами экономическими рычагами, а не полицейскими. В частности, в законе о патентах написано, что оформлять патенты могут как специальные государственные бюджетные учреждения, так и отделы миграционных служб. И если в регионах этим по-прежнему занимаются УФМС, то в Москве — построенный и расширяющийся центр в Сахарово. «У московских властей, по всей видимости, есть желание перенаправить в бюджет теневые потоки, связанные с мигрантами»,— считает Поставнин.
Однако, по мнению эксперта, снижение количества выданных патентов может говорить о том, что больше мигрантов стало нелегалами: несмотря на упрощение системы, миграционные службы все еще могут «девальвировать» патент, например, лишая мигранта права на работу за непродление регистрации и прочие «мелочи». Поставнин предлагает мэрии объединить усилия с МВД и не отдавать нарушителей ФМС для депортации, а отправлять их в миграционный центр для принудительной легализации. Это позволит бюджету собрать еще 30-40 млрд руб. (по оценкам эксперта, в Москве находится около 1,5 млн нелегальных мигрантов).
Существуют объективные причины, по которым Москва выдала меньше патентов, считает Решетников. Это и присоединение Киргизии и Армении к ЕАЭС (на эти страны приходилось 25% выданных в 2014 году патентов и разрешений на работу), и льготный режим для украинцев, и продление на год старых патентов, которые не учитываются в статистике, и закрытие въезда для нарушителей. О том, что нелегальных мигрантов в Москве стало меньше, по мнению Решетникова, говорит и статистика правонарушений. «Их число в среде мигрантов снизилось за прошлый год на 17%»,— говорит он.
Восстание с печи
По словам Ромодановского, более дорогой труд мигрантов (имеется в виду, конечно, легальный) должен заставить россиян встать с печи и идти работать. Утверждение, надо сказать, спорное, но не исключено, что в предвыборный период этот тезис будут активно использовать политики. Опрошенные «Деньгами» эксперты соглашаются, что сокращение числа мигрантов связано не столько с девальвацией, сколько с падением ВВП и сужением рынка труда. Можно сказать, что гастарбайтеры выступают своего рода барометром нашей экономики. По данным Росстата, в 2014 году в строительстве было создано на 5,8 тыс. меньше рабочих мест, а в 2015-м один только Краснодар, по оценкам гендиректора СК «Неометрия» Бориса Юнанова, лишился 40 тыс. рабочих в этой сфере. А в целом по стране было введено на 400 тыс. кв. м жилья меньше, чем в 2014 году.
Но даже если мигранты освободят какую-то часть рабочих мест, на которые сохранится спрос, вряд ли эти места займут россияне, считает завкафедрой демографии НИУ ВШЭ Михаил Денисенко. «Москва стареет, и общий демографический тренд такой, что без миграции мы обойтись не сможем,— говорит он.— К тому же россияне практически не конкурируют с мигрантами за рабочие места. Это низкоквалифицированный труд, который россияне не столько не хотят выполнять, сколько и не должны в силу более высокого образования. К тому же мигранты позволяют россиянам подниматься на более высококвалифицированные должности на тех же стройках или в сфере ЖКХ. Думаю, что надо скорее повышать эффективность, покупать технику, а не нанимать россиян в дворники».
Объяснить необходимость мигрантов можно и так: вместо того чтобы сосредоточиться на повышении квалификации, россияне, ушедшие в дворники, решат свои сиюминутные потребности, но разрушат базу для долгосрочного роста ВВП, сделав себя и всех вокруг беднее. Не верит в этот сценарий и Ольга Чудиновских из МГУ: «Предыдущие кризисы показали, что россияне инертны в смысле переезда в другой город. Нынешнюю ситуацию можно сравнить разве что с началом 1990-х, но и тогда был спад внутренней миграции. Привести народ в движение сможет лишь настолько экстремальное снижение уровня жизни, что даже не хочется о таком сценарии думать». КоммерсантЪ
