— Александр Алексеевич, о том, что значило высказывание Замира Кабулова о сотрудничестве между Россией и талибами, а также в сообщениях о контакте Владимира Путина с лидером этого движения уже разобрались. Но почему сами талибы фактически опровергли эти новости, подчеркнув, что ведут переговоры с РФ только для того, чтобы очистить Афганистан от иностранных войск? И способны ли талибы, как говорится в их заявлении, самостоятельно справится с угрозой ДАИШ? И существует ли она?
— Спецпредставитель президента России Замир Кабулов говорит на дипломатическом языке, представители «Талибана» обходятся без этого — режут правду-матку. Проблемы «справиться с угрозой ДАИШ» на самом деле не существует. Масштабы влияния ДАИШ в Афганистане, артикулируемые любыми публичными источниками, нужно уменьшать на много порядков, если есть желание понять реальность. Общая численность сторонников невелика, поддержка населения отсутствует, распространенность по территории страны — мизерна. Есть группы ДАИШ в Нангархаре и Кунаре, есть в Гильменде, Забуле, Фарахе и Герате. Это, кстати, все Юг страны. Группы, находящиеся на юго-западе — в Фарахе и Герате, — имеют антииранский, антишиитский характер. Появлялись сторонники ДАИШ в Фарьябе и Бадгисе, были предположения об их использовании для давления на Ашхабад на туркменской границе, но пока этого не случилось. Гораздо большую угрозу безопасности Афганистана с проекцией на соседние страны представляет собой сохраняющееся и растущее американское и западное военное присутствие. Вот здесь действительно есть предмет сотрудничества с «Талибаном». «Талибан» — это в значительной мере национально-освободительное движение, его главные цели — борьба против иностранного военного присутствия в любых его формах, будь то американцы или арабы из ДАИШ. Сейчас в «Талибане» происходят сложные процессы, в том числе фрагментация движения, и важно вычленить внутри ядро, способное к конструктивным переговорам и к взаимодействию в тех сферах, где совпадают интересы. Китай и США ведут такие переговоры; к слову, и статус «Талибана» как террористической организации этим переговорам не мешает. Проблема в другом — о чем и на каких условиях договариваться.
— А каким образом Россия может сотрудничать с талибами, учитывая, что это все-таки террористическая группировка?
— Недавно в Таджикистане объявили террористической организацией ПИВТ, но никто за пределами РТ не торопится квалифицировать ее так же. Это не вопрос сущности той или иной организации, это вопрос политической целесообразности для той или иной страны; любая политика по определению цинична и исходит из интересов, из прагматики. Афганский «Талибан» был объявлен в России террористическим на фоне событий девятого сентября 2001 года в Нью-Йорке, и это происходило из желания российского руководства выразить солидарность с США. Хотя до сих пор не существует каких-либо доказательств причастности талибов к тем событиям. «Талибан» никогда не содержал в себе каких-либо угроз для России и ее союзников, включая, кстати, и Таджикистан. Угрозы состояли и состоят в том, что – хоть при талибах, хоть при нынешнем кабульском режиме – на территории Афганистана, существуют условия для наркопроизводства и для деятельности международных террористических группировок. До недавнего времени это было ИДУ, это Союз исламского джихада, это «Ансар уль-Уллох» и т.д., но это не афганские группировки. Да, в определенные периоды они получали поддержку от талибов. Но с точки зрения интересов стран региона и России не меньшие угрозы с их стороны существуют и от того, что правительство Кабула не в состоянии пресечь их деятельность. Талибы — это движение, интересы которого локализованы территорией Афганистана и частично Пакистана. Это внутриафганская проблема. И отменить решение о том, что «Талибан» является террористической организацией, легко, была бы на то политическая воля в Кремле. Использовать же это можно очень конструктивно — и не только в борьбе с ДАИШ, угрозы которого в отношении Афганистана чрезвычайно преувеличены. Без включения в политическую систему страны пуштунской элиты, находящейся сейчас в рядах «Талибана», в Афганистане невозможно создать эффективное государство. Борьба с ДАИШ — это скорее повод для диалога с талибами.
— Какие риски есть у такого сотрудничества?
— Исторически Россия всегда в своей афганской политике опиралась на пуштунские кланы, на пуштунскую элиту. Исключением являются 1990-е годы, когда по стечению обстоятельств, включая и отсутствие у Москвы продуманной политики в отношении всего нашего региона, все взаимодействие сконцентрировалось на тогдашнем правительстве Бурхануддина Раббани и, частично, на короткий период, на анклаве, созданном на севере генералом Дустумом. Но если говорить об Афганистане в его существующих границах, нужно признать, что пуштуны являются системообразующим фактором государственности. Да, за 1980–1990-е годы, да и позже, сильно изменился этнополитический баланс в стране: резко выросла значимость таджикской и хазарейской общин и соответствующих этнополитических группировок. Это нельзя не учитывать и сегодня, и одна из главных проблем афганского урегулирования — это поиск новых конструктов взаимодействия этнических элитных групп в рамках общего государства. В ином случае конфликт будет разрастаться и как межэтнический: между пуштунами и непуштунами, что в итоге актуализирует вопрос об изменении географических конфигураций, о разделе Афганистана. Что, в свою очередь, чревато еще большими конфликтами и проблемами и чего допускать нельзя.
— Если предположить возможное сотрудничество между Россией и талибами, какую роль мог бы в нем занять Таджикистан?
— Таджикистан достаточно тесно взаимодействует с афганскими таджикскими этнополитическими кругами. При позитивном развитии процессов в Афганистане Таджикистан мог бы — конечно, пока сугубо гипотетически — стать посредником и вместе с Россией гарантом для таджикской афганской общины. Но пока это только гипотеза.
— После передислокации 149-го полка 201-й РВБ из Куляба в Душанбе ряд таджикских экспертов заявили, что российские военные оставили наиболее опасный участок таджикско-афганской границы. Вы согласны с этим утверждением?
— Угрозы прямого военного характера на таджикско-афганской границе в основном закончились к 1997 году. Никогда не было и не будет угроз прямого военного вторжения через границу, не нужно считать находящиеся на афганской стороне международные группировки настолько неадекватными. Все угрозы находятся внутри стран региона, и Таджикистан не исключение. Группы из Афганистана могут быть задействованы в попытках дестабилизации только как катализаторы. Но для этого боевикам не нужно с боем прорываться через Пяндж, а потому и дислокация российского полка в Кулябе была не принципиальна. Важнее качество работы таджикских пограничников, уровень организации их службы, дисциплины, компетентности и, что греха таить, коррумпированности, это чрезвычайно важный момент с точки зрения закрытости границы.
— Как вы считаете, какое влияние оказывает (и оказывает ли) военная кампания России в Сирии на Афганистан?
— Не прямое. Российская военная операция продолжается уже более трех месяцев, так что можно начинать судить о каких-то тенденциях. Очевидных тенденций нет: боевики из Сирии не бегут массово в Афганистан, какой-то принципиально новой активности ДАИШ ни в Афганистане, ни в странах региона не наблюдается.
— Какие угрозы с афганского направления будут актуальными в ближайшей перспективе?
— Те же, что и прежде. Это наркотрафик, и это размещение на афганской территории международных террористических групп, управляемых спецслужбами Пакистана, Саудовской Аравии, Катара, Турции. Они могут быть задействованы для дестабилизации во всех странах Средней Азии, в Казахстане, России и Китае. Asia-Plus