Навбахор начала свою карьеру в государственной телекомпании Узбекистана в качестве репортера и продюсера. В это время она также преподавала журналистику в Государственном университете мировых языков в Ташкенте, где она обучалась, прежде чем получила степень бакалавра в журналистике и массовой коммуникации в Колледже Махараджи в университете Майсур, Индия.
Получатель стипендии Эдмунда Маски, Навбахор прошла обучение в Ball State University в Манси, штат Индиана, где она получила диплом магистра в области журналистики. В 2009 году Имамова был названа выдающейся молодой выпускницей факультета журналистики Ball State University.
Навбахор поделилась своими мнениями и видением региона в интервью Central Asian Analytical Network.
Мнения журналиста, выраженные в этой статье, не отражают мнение Голоса Америки, где работает Навбахор Имамова, отмечает CAAN.
— Навбахор, вы долгое время работаете журналистом в столице США Вашингтоне и участвуете в различных узбекских/центральноазиатских мероприятиях. Вы знаете многих людей в США, ответственных за американскую политику США в Центральной Азии. Какие изменения вы наблюдаете за последнее время, с тех пор, как США завершает свою операцию в Афганистане? Согласны ли вы с тем, что интерес со стороны США к региону падает или вы считаете, что США найдут новые ниши?
— «Новая» стратегия США в Центральной Азии уже реализуется. Но с точки зрения журналиста, в ней мало нового. Как это всегда было в прошлом, стратегия выделяет три ключевые области: сотрудничество в сфере безопасности, экономическое развитие и поощрение прав человека и демократии.
Я освещаю политику США по отношению к региону с 2002 года и вижу снова и снова, что стратегия Вашингтонa не меняется, как и его ключевые интересы в регионе. Скорее всего, меняется только тактика.
Каждый политик или дипломат, у которого я брала интервью, подчеркивает, что США хотят видеть стабильные, процветающие и демократические общества в Центральной Азии, но самый трудный вопрос – как говорится в Америке, «на миллион долларов» – звучит так: что нужно сделать США, чтобы достичь этого?
Это правда, что в целом уровень интереса со стороны Вашингтона в этом регионе ослабевает, но в целом политика США в Центральной Азии находится в постоянном поиске правильного подхода, исходя из этого довольно постоянного набора из вышеупомянутых трех целей.
За последние несколько лет после того, как американские операции в Афганистане были пересмотрены и стали сворачиваться, я вижу, как дипломаты и политики все чаще пытаются найти решение выработке успешной политики в Центральной Азии.
Я думаю, что по этой причине мы часто получаем довольно расплывчатые отчеты на конкретные вопросы. А эти вопросы состоят в следующем: в чем результат ежегодных двусторонних консультаций – ключевых диалогов, которые Вашингтон ведет с правительствами пяти странах Центральной Азии с 2009 года? К каким конкретным результатам привели эти консультации?
Другой вопрос, к примеру, которой вызывает неясные ответы, касается видения Вашингтоном «Нового Шелкового пути», предусматривающего региональную интеграцию, укрепление экономических связей между странами Центральной Азии и развитие связей с Южной Азией и за ее пределами. Эта идея витала в воздухе в Вашингтоне в течение двух десятилетий, но в действительности никогда не продвинулась гораздо дальше риторики.
Ирония в том, что по этой теме – видению и значению Нового Шелкового пути – ведутся дискуссии, и дискуссии одержимые, но в основном в Вашингтоне, а не в самом регионе.
Не только американцы одержимы Шелковым путем, глава Китая Си Цзиньпин также говорит о «Новом Шелковом пути», но Пекин инвестирует миллиарды долларов, а Вашингтон нет.
Когда тогдашний госсекретарь США Хиллари Клинтон впервые упомянула идею Нового Шелкового пути в своем выступлении в 2011 году, правительства стран региона приветствовали ее, ожидая, что США будут серьезно инвестировать в то, чтобы претворить эту идею в жизнь. Но очень быстро правительства выяснили, что картина, которую живописала Клинтон, остается только картиной, идеалом.
Для реализации такой инициативы интеграции и подключения региона требуются фактические реформы в том, как эти страны управляют своими экономиками и границами. Таким образом, ключевые решения, в конечном счете, принимают сами страны, а не Вашингтон. Мои наблюдения заключаются в том, что американские дипломаты были довольно последовательны в том, что подчеркивали, что значительная часть американских экономических инвестиций в Центральную Азию будет осуществляться не из Вашингтона, а непосредственно из частного сектора.
Это, конечно, требует основ любой современной экономики: наличия адекватной банковской системы, прозрачности, конвертируемости валюты, открытости и сокращения коррупции. На эту тему разговор между Соединенными Штатами и правительствами стран Центральной Азии ведется уже очень долго.
Другой вопрос в том, что американские чиновники до сих пор не имеют четкого представления о том, как Центральная Азия вписывается в их другие приоритеты. Например, заместитель госсекретаря Энтони Блинкен в своей речи в апреле 2015 года на тему политики США в регионе назвал Центральную Азию «мостом».
Моей непосредственной реакцией на это было: «мост, но куда именно?» В конце концов, мост это переход из одного место в другое, чтобы избежать того, что находится посередине! О чем они говорят? Является ли Центральная Азия лишь местом, через которое нужно перепрыгнуть?
Настоящее значение для США имеет не риторика, а деньги и инвестиции или военная помощь. Когда Вашингтон вкладывает деньги, время и внимание – это есть реальный индикатор политических приоритетов.
Именно поэтому все критики Нового Шелкового пути не нападают на саму концепцию. Скорее, им не нравится то, что США делают политические заявления о том, какой это важный регион, а затем добавляют, что «мы не собираемся инвестировать деньги в решение проблемы, и у нас нет инструментов для того, чтобы взять на себя инициативу».
Исходя из моего опыта освещения событий, мне кажется, что сотрудничество в области безопасности остается приоритетным для Вашингтона в отношениях с регионом, даже с завершением операций в Афганистане. Это связано не с тем, что американское правительство интересует исключительно эта область сотрудничества, но потому, что это есть та сфера, к которой правительства в регионе наиболее восприимчивы, когда дело доходит до американской помощи. Они не приветствуют американскую демократию и продвижение прав человека, а также понимают, что крупномасштабных экономических инвестиций ждать не стоит. Остается только безопасность.
Американские политики часто говорят мне, что Вашингтон хотел бы иметь действительно многообразные отношения со странами Центральной Азии, но не уверены, хотят ли этого сами правительства стран Центральной Азии.
На самом деле, мне кажется, что это часто является недостижимой целью, поскольку правительства региона почти исключительно заинтересованы в помощи Вашингтона в военной сфере и в области безопасности. В этом отношении администрация Обамы заняла весьма прагматичную позицию. Кажется, не хватает политической воли, чтобы более активно подтолкнуть правительства Центральной Азии к тем вопросам, решение которых сталкивается с упорным сопротивлением, в том числе в сфере прав человека. От Государственного департамента до Пентагона многие говорят, что будут делать то, что «достижимо» и просто работать с тем, что есть. В последнее время я слышу много дискуссий в Вашингтоне о необходимости инвестировать в человеческий капитал в Центральной Азии.
Но в свете действий России по отношению к Украине, роста влияния Кремля в странах бывшего советского пространства, а также роста угрозы ИГИЛ, мы можем ожидать, что сотрудничество в области безопасности в отношениях между США и Центральной Азии получит больше внимания.
— На ваш взгляд, как обычные американцы видят Центральную Азию? Улучшилось ли их знание региона? Стал ли регион им интересен с туристической или инвестиционной точки зрения?
— Все больше американцев узнают о Центральной Азии, чем это было прежде. Некоторые из них узнали о Центральной Азии через новостные репортажи о сотрудничестве в ходе так называемой войны с терроризмом, а другие стали интересоваться историей и культурой региона. Интернет и социальные медиа открыли регион для американцев.
Кроме того, в настоящее время все больше выходцев из Центральной Азии приезжают в США как туристы, студенты или на постоянное проживание. Есть «маленький Узбекистан» в Бруклине, Нью-Йорк; растущая диаспора кыргызов существует в Чикаго; и Техас стал домом для постоянно увеличивающегося казахстанского сообщества. В разных местах появляются таджикские и туркменские общины.
Многие американцы, возможно, не знают о Центральной Азии или как называются конкретные страны, но они слышали о знаменитых городах Великого Шелкового Пути, таких как Самарканд, Бухара, Хива, и многие из них хотели бы посетить эти места.
Но мы не видим потока американских туристов в Центральную Азию, потому что поехать туда сложно из-за трудного получения визы, дорогих билетов на самолет и отсутствия туристической инфраструктуры. Американцы могут навестить Кыргызстан и Казахстан как туристы, так как им не требуются визы, но только в течение ограниченного периода (два месяца и 15 дней, соответственно). Но как только турист приезжает в регион, ему будет очень трудно и дорого съездить в соседние страны, в первую очередь Узбекистан и Туркменистан.
Например, для любой поездки в Туркменистан требуется приобрести дорогой турпакет, который включает проживание в утвержденном правительством отеле и обязательное привлечение гида, который должен везде сопровождать группу.
Частично из-за того, что регион был несколько нестабилен в течение многих лет, многие американцы считают, что Центральная Азия может стать опасным местом путешествия. Правительствам еще многое предстоит сделать, чтобы привлечь больше туристов.
Когда дело доходит до вопроса о ведении бизнеса в Центральной Азии, должна сказать, что многих американских компаний останавливает глубокий уровень коррупции, царящий в этих странах. Возможно, им интересно было бы работать в этом регионе, но они не хотят иметь дело с огромным риском. Я знаю о многих случаях, когда разные компании изначально проявляли большой энтузиазм к инвестированию в регион.
Но этот энтузиазм быстро испарялся, после того как представители компаний посещали регион и узнавали о фактическом состоянии бизнес-среды в странах. Большинство американских инвестиций в регионе в настоящее время осуществляются в Казахстан, что связано в немалой степени с огромными запасами нефти в этой стране и более умелым подходом к привлечению инвестиций правительства Казахстана.
В качестве успешного примера американского бизнеса, правительство США часто указывает на опыт General Motors (GM), открывшей совместное предприятие с правительством Узбекистана. Но реальность гораздо сложнее. Lockheed Martin и Boeing занимаются продажами в регионе, но это не долгосрочные инвестиции, а деятельность, связанная с краткосрочными продажами.
Из своих бесед с различными руководителями транснациональных корпораций, присутствующих в Центральной Азии, я поняла, что успешное ведение бизнеса зависит от прочных связей с верхними эшелонами власти и готовностью терпеть непредсказуемость и отклонение от международно-признанных стандартов ведения бизнеса.
— Каково ваше мнение относительно обмена между странами Центральной Азии и США: студентами, профессионалами, молодыми лидерами? Такие программы ведутся уже 20 лет, какие результаты можно констатировать? Можно ли сказать, что они привели к созданию нового поколения молодых лидеров Центральной Азии, вдохновленных американской моделью?
— В настоящий момент государственное финансирование образовательных программ обмена в США достигло рекордно низкого уровня. Таким образом, логично, что настало время оглянуться назад на последние двадцать лет. Я твердо верю, что инвестиции США в образование в Центральной Азии принесли свои плоды.
Есть тысячи образованных специалистов, получивших образование в США и работающих в различных областях, правительственном и частном секторах в регионе и за рубежом. Эти образовательные программы, предоставленные США Центральной Азии на протяжении последних двух десятилетий, оказали огромное влияние на развитии региона и также самого населения.
Может показаться, что эти программы обмена не повлияли на политическую траекторию или улучшение качества управления в каждой стране, но в правительстве этих стран есть много политиков, дипломатов и специалисты, получивших обучение в США, чьи западные знания, мировоззрение и навыки оказали положительное влияние.
Эти программы приучили людей к критическому мышлению, решению проблем и другим навыкам, развитым в западном образовании. Хотя многие из этих людей не в состоянии в полной мере реализовать эти навыки в своих нынешних политических и экономических системах, они ими владеют и это влияет на их мышление и выбор. Они знают, что все может быть сделано по-другому. Большинство людей, которые извлекли выгоду из образования США, сейчас в возрасте 30- 40 лет и в ближайшее время будут занимать играть более значимую роль в экономике и правительствах этих стран.
Я надеюсь, что с ростом их карьер они смогут применить свои знания и навыки. Больше надеюсь, что они могут думать в совершенно новых рамках и предпримут усилия по адаптации их систем к нормам, принятым в США.
Многие, кто участвовал в этих программах обмена, могут не находится на своей родине в настоящее время, но занимаются регионом в рамках своей работы и работают на развитие региона. Выпускники этих программ, кто живет за пределами Центральной Азии, часто говорят: «я хотел бы делать работу, которую я делаю сейчас, в моей родной стране».
Я сама выпускница программы им. Эдмунда Маски в 2001-2003 гг, и, хотя я работаю на «Голос Америки» в Вашингтоне, моя работа полностью фокусируется в регионе. Я веду отсюда радио и телевизионные программы и делаю материалы на узбекском языке, охватывающие различные критические вопросы. Я смотрю на мою работу как призвание – предоставление достоверной информации об остальной части мира и критических проблемах региона в части расширения прав и возможностей граждан. Они должны получать качественный контент на своих языках.
Если инвестиции в человеческий капитал являются приоритетом, то правительства стран Центральной Азии должны работать над тем, чтобы эти граждане, получившие образование в США смогли вернуться. Эти люди способны принести с собой новые подходы, идеи и инновации.
— Живя в США, какие изменения вы наблюдаете в Центральной Азии? Вы читаете работы местных ученых и молодых аналитиков? Что вы думаете об их работах, на каких темах, вы считаете, они должны сосредоточиться в первую очередь?
— Я живу в США, но в силу своей работы постоянно слежу за событиями в странах Центральной Азии. Я стараюсь максимально читать, слушать и смотреть все, относящееся к региону, что нелегко, но мне действительно нравится.
Во время моего посещения Кыргызстана и Казахстана в прошлом году, мне стало очевидно, что многие молодые люди внедряют инновации в своих странах, выдвигая разнообразные инициативы.
Я наблюдаю появление нового поколения аналитиков и ученых по всей Центральной Азии. Они стремятся поддерживать связи со своими западными коллегами и внедрять собственные идеи. Мне кажется, это молодое поколение является более практичным, и большинство из них говорят по-английски. Как это ни парадоксально, но они критически относятся к США, хотя в то же время хотят видеть больше американского присутствия в регионе.
Все больше ученых и аналитиков публикуют свои работы на английском языке. Это поколение хочет, чтобы их мнения услышали и работы читала глобальная аудитория, но им нужно помочь в распространении их идей. Именно поэтому такие программы, как Региональная аналитическая сеть Центральной Азии (Central Asia Analytical Network) очень важны.
Я часто слышу от молодых ученых, что они хотят опубликовать свои работы в престижном научном журнале. В ответ я говорю им, что, хотя публикации на английском языке нужны, очень важно, чтобы их работы обсуждали и читали в их собственной стране.
Это означает, что они должны писать на языке, который понимают их люди. Еще более важно, и я часто говорю это экспертам, чтобы они работали над вопросами, имеющими важное значение для их местного общества.
Если они хотят сделать Центральную Азию более понятной для мира, то они должны обеспечивать объективную картину со всеми недостатками. Часто происходит, что ученые в Центральной Азии считают, что это их обязанность – это содействовать развитию позитивного взгляда на их страну, что неверно для работы ученого.
Меня разочаровывает чтение так называемых научно-исследовательских работ, которые не имеют никакого реального анализа, в частности, те, которые просто перечисляют выступления или цитаты президентов. Понятно, что появление таких документов – это результат официальной цензуры, нехватки аналитических навыков и навыков письма.
Кроме того, мне кажется, что иногда ученые из региона не могут и не хотят объяснить суть своей работы или вынести ее на обсуждение. Им трудно сформулировать свои аргументы и поделиться идеей. Я сама из региона и знаю, что такие проблемы возникают из-за особенностей воспитания и образования. Мы вышли из среды, где не приветствовалось открытое и критическое обсуждение. Именно поэтому получение западного образования, дающее людям уверенность в формулировании их идей, может оказать огромное влияние.
— Каковы, на ваш взгляд, перспективы сотрудничества в Центральной Азии? В это еще стоит верить?
— Я еще не встречала ни одного жителя Центральной Азии, который бы не хотел, чтобы его регион стал более экономически интегрированным и взаимосвязанным в разных сферах. К сожалению, для многих идея интеграции часто приравнивается к потере суверенитета. Учитывая, что каждое государство в регионе старается позиционировать себя как исключительное и уникальное, трудно представить себе, что регион действительно станет интегрированным. Я бы задала такой вопрос руководству наших стран: каждая страна в мире считает себя исключительной и все же большинство из них способны работать вместе как регион. Например, посмотрите на Европейский Союз, где каждый народ уникален с многолетней историей конфликтов, и все же они связаны. Чего вы так боитесь?
В настоящий момент сотрудничество в Центральной Азии ограничивается двусторонними отношениями. Не секрет, что есть много недоверия, подозрительности и даже враждебности между некоторыми правительствами. Это наносит огромный вред миллионам жителей Центральной Азии, теряющих реальные экономические возможности.
— Какова ваша собственное видение Центральной Азии? Что вы считаете неминуемой угрозой региона и где лежат самые лучшие возможности?
— Я не вижу каких-либо непосредственных угроз безопасности Центральной Азии. Реальный риск региона – деградация и коррупция. Деградировавшие системы образования и небольшие группы коррумпированных людей у власти, которые наживаются от населения, – это то, что влияет на регион негативно.
К числу постоянных проблем, отравляющих эти общества, я отношу рост бедности, безработицу и деградацию в сфере образования. Все это может привести к устойчивому снижению жизненного уровня населения региона. Кроме этого, отсутствие гражданских и политических свобод, независимых СМИ и верховенства закона, а также влияние организованной преступности сильно влияют на плохое функционирование Центральной Азии.
Как журналист, я вижу основную проблему в отсутствии информированного общественного обсуждения по любому из этих вопросов. За исключением Кыргызстана, и даже там национализм препятствует развитию значимой дискуссии о ключевых вопросах, обсуждение этих проблем существенно ограничено. Гражданское общество и средства массовой информации в регионе находятся под серьезным давлением.
Мы видим страх среди населения. Граждане боятся своих правительств, а правительства, в свою очередь, боятся или подозревают собственных граждан. Ирония заключается в том, что правительства часто говорят о том, что самые большие угрозы для Центральной Азии исходят извне, тогда как наиболее острые угрозы процветанию и стабильности имеют внутренний характер. Большинство людей понимают, что это миф, но боятся высказаться вслух. Central Asian Analytical Network (CAAN)
